13:06

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Мой Брат-Дознаватель не понравился Авроре. Пичаль. Вообще, действительно сталеварный персонаж, но я как мог подогнал его под логику мира. Надеюсь, с отыгрышем все проблемы исчезнут.

12:06

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Прочитал статейку про Карла VI Безумного. Думал раньше писать курсовую про рыцарей, но мнение резко изменилось. Все-таки это действительно одна из самых трагических фигур за всю Столетнюю.

11:05

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Наконец-то удосужился почитать Харуки Мураками. Много слышал про него. многие советовали, но руки никак не доходили. Но вот, сборник рассказов "живого классика" оказался у меня в руках и я открыл его. Я не разочаровался, но и ожиданий моих Мураками не превзошел. Лучше, чем Коэльо, да, но все-равно что-то очень пресное. Разумеется, я не мог не сравнить его с Акутагавой, тем более. что они похожи не только национальной принадлежностью, но и предметом описания. И тот и другой пытаются описать душу обычного человека. Но у Акутагавы, по моему мнению, это получается куда лучше, чем у нашего современника. Построение рассказов схожи, но Мураками пишет о мыслях и чувствах персонажа, когда Акутагава просто описывает, в том числе и мысли и чувства, хотя реже, но делает он это отстраненнее, если не пишет о себе, конечно. Ну и люди у Акутагавы кажутся мне куда более реальными, чем люди Мураками, хотя первые и жили столетие назад, если не больше. Еще мне не нравится большое количество сексуальной тематики у Мураками. И, больше всего, образ современного обывателя. Но в этом, я думаю, виновато мое мировосприятие. Мне гораздо легче понять и сочувствовать Оиси Кураноскэ или Мацуока, чем временную проститутку из "Укрытия от Дождя" или даже галерейщицу из "Мужчины в Такси".

06:44

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Некоторое время спустя Оиси Кураноскэ, вышедший из комнаты под первым же удобным предлогом, прислонившись к столбу наружной галереи, любовался яркими цветами, распустившимися на старом сливовом дереве среди мхов и камней старого сада. Свет солнца уже ослабел, и из бамбуков, насаженных в саду, надвигались сумерки. Там, за седзи, по-прежнему слышались оживленные голоса. Слушая эти голоса, Кура-носкэ почувствовал, что его медленно окутывает печаль. Все его существо охватило уныние, невыразимое уныние, проникшее в самую глубь его снова похолодевшего сердца. Кураноскэ недвижно стоял, подняв глаза на эти твердые, холодные цветы, как будто врезанные в синее небо.

Рюноскэ Акутагава "Оиси Кураноскэ в один из своих дней"

Один из моих любимых рассказов Акутагавы. Хотя перевод я и не слишком люблю, но именно этот момент мне понравился. Хочется верить, что на японском это выглядит так же красиво.

22:12

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Отныне и присно и во веки веков вы продавец времени.
Вы солидная фигура в мире магических продавцов, и даже продавец всемогущества почтительно снимает шляпу при встрече с вами. Вы никогда никуда не торопитесь, потому что знаете, что всегда придёте вовремя. Ваши клиенты – люди, которым не хватает времени, люди, которые мечтали бы использовать его в своих целях. Вы появляетесь перед ними из огромного серого двухэтажного автобуса, достаете из кармана брегет и задумчиво рассматриваете его, размышляя, стоит ли продавать что-либо этому человеку или нет. Даже после того, как вы решили сделать его своим клиентом, вы подвергаете человека проверке, задавая ему три вопроса, на которые он должен честно ответить. Какие это вопросы – не знает никто кроме продавца времени и его покупателя. В обмен на свои услуги вы заставляете своего клиента до самой смерти вести дневник, а после неё забираете его, тщательно прочитываете, нумеруете и ставите в шкаф за стеклянные дверцы. Свой товар вы можете собирать где угодно – в автомобильных пробках, в университетах, в частных квартирах и прямо на улице. Всё собранное вами время записывается на бесконечном свитке пергамента, от которого вы отрываете кусочки своим покупателям. Клиент прикладывает кусочек ветхой кожи к солнечному сплетению, тогда время растворяется в нём, оставляя на груди небольшой шрам. Иногда люди то и дело сознательно ищут продавца времени, но вы никогда не приходите к ним. Иногда вы слишком утомляетесь собирать время в одиночку, тогда вы берёте себе помощника, но все они таинственным образом исчезают через пару лет. Говорят, что они просто растворяются во времени, превращаясь в тот лёгкий туман, который оседает на лицах людей и неожиданно заставляет их вспомнить какие-либо моменты жизни, о которых они и думать забыли. Сами же вы хотите только одного – чтобы когда-нибудь вас сменил преемник, а вы смогли наконец вырваться в город и покутить. Говорят, что вы иногда появляетесь перед теми людьми, которые скоро должны умереть и тихонько просовываете им что-то в почти уже охладевший кулак, после чего они оживают и живут долго и счастливо. image
Пройти тест


08:12

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Планирую сегодня дойти до какой-нибудь литеры, найти годный самоучитель Французского. И, может быть, найду "Война Лилии и Леопарда".
Но в любом случае, вчера понял, что русскоязычных материалов по Столетней в разы меньше, чем англо и, тем более, франко. Английский я более-менее знаю, а вот французский даже не могу представить, как выглядит. Если с самоучителем затея не выгорит, придется идти на курсы.

19:02

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Выцепил научного руководителя. Им оказалась низенькая женщина лет тридцати. Рассказал о своих метаниях между Италией и Столетней Войной, она покивала, сказала мне, что медиевистика на урале - занятие не серьезное, да и вообще медиевистика в России. Сказала "Определиться с темой, найти литературу".
Медиевистку ищу подолгу не я один. На прошлой неделе познакомился у дверей ее кабинета с заочницей, которая уже месяц пытается ее отыскать. Тоже пишет курсовую, про кого-то из Медичи. Итальянский знает. Завидую.
Сегодня ходил по книжным, искал что-нибудь по данной теме. Только в Читай-Городе сказали, что скоро привезут "Леопард против Лилии" Басовской. А еще у меня есть большущая книга, где есть тыщи переведенных документов, писем и прочих материалов прямиком из средневековья. Но вот проблема, они с самого падения Рима до Крестовых Походов. Если найду продолжение этой книги - буду несказанно счастлив.

06:39

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
ДАДАДА
Дея сказала на сайте про гильнеасский детектив в викторианском духе *_*
Не зря же я думал над написанием курсовой по Викторианской эпохе и фанател по Звездной Пыли.
Придумываю персонажа. Первым в голову пришел некто вроде Честертонского Отца Брауна. Еще можно сделать какого-нибудь обедневшего дворянчика или ремесленника. Ну, время есть, подумаем. Жду с нетерпением.
Пока играем в Квель'Таласе, всякие интриги произвольно набирают новые обороты. Сказал бы мне кто-нибудь, когда я строил свои адские планы в Альтераке, что интриги могут быть настолько сложными и интересными, когда играют не больше десяти человек. Думаем добавить в сюжетку новый виток. Интересно, если начнется игра с мастером, не уйдет вся та прелесть интриг и прочего? Буду стараться.

16:16

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно

Wait. Oh shi...

16:04

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Осенняя меланхолия, чтоб ее, овладевает. Настроение мечтательно-печальное, вспомнил про дневники, хочу почитать Крапивина, скачал особо лирические песни Машины Времени. Болею уже около недели. Насморк, кашель. Но так и должно быть осенью, вроде бы.

16:01

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Каждый день хожу мимо магазина "Читай-Город", раз в два дня захожу. Но речь не о нем. Рядом с дверью в магазин каждый вечер я вижу пожилую женщину, которая сидит на раскладном стульчике. Нет, она не просит милостыню и ничего не продает. Она кормит птиц. У нее всегда с собой пакет с крошками, семечками, еще чем-то. Вокруг нее я не видел слишком много птиц, но небольшая стайка воробьев постоянно трется. Она сидит и бросает им крошки и семечки. Она сидит там и в холод, и в жару и кормит птиц. Я не запомнил ее лица, но вот одежду - коричневое, ухоженное пальто, шляпка, запомнил. Зачем она сидит на довольно людной улице и кормит птиц?

@музыка: Машина Времени - Пока горит свеча

20:51

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Недавно разговаривали с одногруппниками. Разговор начался довольно серьезный, но они, как всегда, слили к "ололоканьям". Начали говорить сначала что-то вроде "Средние Века - говно", потом перешли на "Папа римский - ##$@#". Попросил перевести тему в другое русло, они улыбнулись и перевели. Осадок остался. Я против всепоглощающей толерастии, но уважать чужие ценности нужно. А если этого не делают даже будущие историки, которые это должны уметь делать в первую очередь, что говорить про остальных?
Да, через пару дней попал в другой разговор, уже других людей, но тоже одногруппников. Они начали говорить про "тупых американцев", а затем перешли на то, что у "тупых американцев тупая религия - католицизм" (Wait... Oh shi...) На это я уж возражать не стал, заткнул ухо наушником и смотрел в небо. Правильно ли я сделал? Не знаю.

20:02

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Сегодня был классный день. Я долго спал, потом гулял. Да, я, кажется, понял, что люди в шарфах и теплых куртках выглядят добрее, чем в легкой одежде. Говорят, скоро может выпасть снег. Поскорей бы, люблю зиму, сильно-сильно. Осень тоже ничего. Я раньше не любил промозглый ветер и желтую листву. Теперь люблю. Наверное, раньше мне нечего было вспоминать, а теперь есть. Но все равно, больше люблю зиму.
Хотел съездить в костел завтра, но, похоже, придется перенести. Ехать далеко, а горло болит. Может быть, схожу в стоящий неподалеку храм.

19:57

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
[20:55:12] Мерлин: Блеать
Захотелось вернуться на ес
В сказку
С Котами
Гонглами
И штормостражей
С вечными холиварами
Люси
[20:55:24] Мерлин: Еще нераскрытым трапом
БКшками и мерками
Пиратами с Араэлем
ГТ с Мефом
[20:55:32] Мерлин: Сраными эвентами, которые так доставляли
[20:55:39] Мерлин: И теплым ламповым форумом

15:46

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Эко-эко-эколоджи...
напевает, пытаясь подражать Рюдзи
Нам на экологии (первый курс, истфак) задали - нарисовать, что для вас вообще значит экология? Я забил, но, когда увидел, что все мои одногруппники нарисовали, кто бабочку, кто завод, решил не ударить в грязь лицом и перед парой набросал свое видение экологии:

Паинт, пять минут, СПГС.
О чем думал автор? :3

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
В город, стоящий на трех больших холмах, пришел октябрь. Он прогнал сентябрьскую слякоть, но вместе с тем принес заморозки настолько сильные, что по утрам вода в лужах, еще оставшихся после последнего, прошедшего без дня неделю назад, дождя, превращалась в лед. В эти дни начала октября, когда до первого снега остается две-три недели, самые морозные осенние дни, когда даже голуби прячутся под крышами домов, в надежде найти хоть немного тепла; собаки весь день скулят, не вылезая из конуры; а кошки предпочитают охоте на мышей тепло камина; именно эти дни навевают на людей ту самую тоску, о которой говорят, что она «щемит душу». Пожалуй, даже самый придирчивый скептик или самый рьяный фанатик в такое время будет предаваться свойственным человеку печальным раздумьям о смысле существования и прочей, как оба они думают, чепухе.
Город на трех холмах, впрочем, как и любой другой город, являл собой скопление людей. И ничего нет удивительного в том, что и он казался впавшим в пучину тоски. И огромный, весь в причудливых завитках, которые сторожат фигуры сказочных созданий, городской собор; и старый, старее даже самого города, мост через сонную реку; и все дома, лавки, даже магистрат с серыми стенами и иссиня-черной черепицей, все было столь далеко от царившего здесь всего-то месяц назад буйства красок. Сейчас все выглядело ожившим полотном художника, на котором изображено заколдованное королевство.
Но, если бы художник получше вгляделся, то он бы понял, что, подобно большинству художников, подло обманут первым впечатлением. Люди, жившие в городе на трех холмах, несмотря на порывы пробирающего, как говорят в таких случаях, до костей ветра, несмотря на угнетающую обстановку, и прочие далеко не радостные вещи, рекой, куда более бурной чем та, через которую был перекинут городской мост, текли по улицам города на трех холмах. Закутавшись в плащи; некоторые даже обмотав шарфами голову, так, что оставались видны лишь глаза и нос; торговцы, рабочие мануфактур, ремесленники, даже аристократы, сегодня не слишком выдалеющиеся из толпы, довольно бодро шли по своим делам.
И среди всего этого вышагивал человек со шрамом на лбу. Тяжелый меховой плащ белого цвета не волочился, но словно летел за ним; камзол, вышитый чуть поблекшими, но все же хорошо различимыми тремя гербовыми лилиями и леопардом видывал и лучшие времена. На поясе висели белые, белее плаща и седых волос, ножны, которые, по всей видимости, когда-то были расписаны замысловатым узором. Чеканя шаг, как могут разве что военные, странный старик, как и все вокруг, направлялся по своим делам. Однако, нетрудно представить, что он на сером октябрьском фоне казался существом, сошедшим со страниц детского сборника сказок. Редкий прохожий мог сдержать удивленный взгляд; кое-кто даже посмеивался, а некоторые аристократы презрительно морщились, говоря своим спутникам что-то о «дурном вкусе и показухе». Но все эти взгляды, шепотки за спиной человека со шрамом на лбу нисколько не волновали. Его, казалось, не волновало происходящее вокруг настолько, что если бы перед ним вдруг появился ангел, то он и тогда бы прошел мимо, разве что кивнув посланцу небес.
Так, не замечая ни промозглого ветра, ни всебощего уныния, ни взглядов, человек со шрамом шел по городу, стоящему на трех холмах. Если быть точнее, шел он по довольно широкой улице, которую горожане прозвали «соборная», за то что та, начинаясь у ворот с точно таким же названием, вела прямо к главному входу в городской собор. Известно, что на таких улицах в не больших, но и далеко не маленьких городах, каким и был город на трех холмах, собирается больше всего людей, тянущихся к месту молитвы. И именно на таких улицах стоит больше всего лавок: и кондитерских, и кузнечных; гостиниц; а помимо этого на них всегда можно встретить ходящих со своими повозками точильщиков, продавцов сладостей и прочих, кому состояние не позволяло завести лавку на соборной улице, но заработать на наивных паломниках хотелось.
Кроме того, им, да и вообще всем, кто ходит такими улицами, хотелось послушать выступающих почти на каждом углу менестрелей, вагантов, посмотреть на бродячих артистов. В таких местах, обычно, собиралось множество народу — от краснощеких мальчишек до напудренных дворянок. Эти столпотворения человек со шрамом на лбу предпочитал обходить, но зачастую они растягивались едва ли не на всю улицу и избежать столкновения с очарованными слушателями очередного певчишки было трудно.
Пробиваясь через одно из таких скоплений, выставив вперед правый локоть, левую руку предусмотрительно положив на рукоять меча, человек со шрамом на лбу вдруг повернулся кругом и схватил за руку какого-то оборванца, только что пытавшегося эту самую руку запустить в кошелек старого рыцаря. Толпа волной отхлынула, менестрель, видя, что потерял внимание, перестал унылым голосом петь о несчастной любви лорда и крестьянки, а человек со шрамом на лбу вытянул руку вора так, что тот, заскулив, встал на носки своих давно не чиненных сапог.
Взгляд его испуганно метался, казалось, в толпе оборванец хочет найти спасение; он предпринял пару попыток вырвать руку, но хватка человека со шрамом на лбу была действительно стальной. До зевак наконец дошел смысл произошедшего и они разом загудели. Кто-то смеялся над неудачливым вором, кто-то хвалил ловкого старика, кто-то советовал проткнуть этого оборванца на месте. Но, как и раньше, человек со шрамом на лбу окружающих не замечал. Свободной рукой он схватил острый подбородок этого еще мальчишки, приподнял его и снизу вверх посмотрел в глаза вора. Тот мгновенно перестал вывертываться, напрягся, как вот-вот готовая порваться струна, и также, как и струна, дрожал. Глаза его неотрывно смотрели в глаза человека со шрамом на лбу. Толпа гудела все громче.
Через несколько секунд, старик отпустил руку оборванца так же внезапно, как и схватил. Парень, не ожидавший такого поворота событий, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, однако не смог — сделав несколько шажков назад, он упал, вызвав целую бурю смеха. Но глаза его все так же неотрывно смотрели в глаза человека со шрамом, будто бы тот все еще держал его подбородок. Гримаса страха исказила лицо вора. Он вскочил с земли и, зажмурив глаза, побежал, расталкивая зевак. Те, конечно, не упускали случая наградить его подзатыльником, тумаком или пинком. Вырвавшись из хохочущего скопления людей, он что есть сил бросился бежать. А человек со шрамом на лбу, будто ничего и не было, пошел дальше.
Толпа почтительно расступилась перед ним, но не нашлось ни одного храбреца, кто осмелился бы похлопать его по плечу или одобрительно рассмеяться в глаза. Лишь толстый пивовар, хозяин соседней лавки, вышедший на шум, трясясь от смеха, протянул потную руку, приговаривая при этом «То-то ж ты его, чертов ловкач!». Но человек со шрамом на лбу бросил быстрый взгляд на пивовара и от веселья того не осталось и следа. Так же как и был, с вытянутой рукой, он на мгновение замер и спешно засеменил назад, глядя «сумасшедшему старику» в затылок. Менестрель, видя, что собравшиеся в нужной кондиции, ударил по струнам и люди тут же переключили на него все свое внимание. Теперь зазвучала песня о неудачливом воре, заставившая зевак смеяться еще сильнее. А человек со шрамом на лбу, как и раньше, шел по улице города, стоящего на трех холмах.
Солнце медленно и лениво ползло по небосклону и до зенита ему оставалось недалеко. Но сейчас можно было подумать, что светило вконец обленилось и, подобно нерадивому подмастерью, работало вполсилы. Оно не только не грело, но еще и плохо светило. На сером октябрьском небе казалось, что солнце не слепящее глаза ярко-желтое огромное пятно, каким оно было всего несколько недель назад, а болезненно бледный диск. Кроме того, этот диск постоянно закрывали облака. Облака тоже были не такие, к каким привык город на трех холмах. Казалось, что кто-то разорвал темную, грязную, вконец испортившуюся ткань на неровные лоскуты и бросил в небо. Мелкие сероватые хлопья не могли затянуть солнце надолго. Но это раздражало еще больше — то вдруг мир погружается в тень, то вновь возвращается к тусклому полусвету.
Человека со шрамом на лбу, правда, облака и солнце волновали мало. Улица, не сворачивая никуда, вела его дальше. Дальше — это к мосту. Тому самому мосту, что обнимал сонную реку. В городе на трех холмах были и другие мосты, деревянные и даже еще один каменный. Но этот мост был примечательнее остальных. Человек, даже не имевший дела со строительством мостов, при одном лишь взгляде на этот скажет «надежный». И впрямь, опоры моста — втроем не обхватить, напоминали стволы могучих дубов. Стоящие на протяженности всего моста статуи, держащие в руках кто меч, кто крест, словно говорили прохожему «Не бойся, мы защитим тебя!». Но главная особенность моста была не в его надежности и даже не в великолепных статуях. Этот мост, построенный в те времена, которые в городе на трех холмах, пожалуй, не помнили даже старики, разительно отличался от города, что начинался и заканчивался на его концах. Прежде всего, мост был исключительно белым, тогда как город — серым и иссиня-черным. Ярко-белый камень моста отличался даже от бледного камня, которым была выложена дорога. В отличии от других мостов, этот не украшали узоры, орнаменты или символы. Но в кажущейся простоте нельзя было не увидеть его величественность, которой он не уступал даже и городскому собору.
Горожане, так хорошо сочетавшиеся с городом, на этом мосту выглядели неправильно, неестественно. Закутанные в серые одежды прохожие, мостовые торговцы, примерзшие к своим столам, даже золоченые экипажи — все они казались болезненными пятнами на теле моста. И, когда человек со шрамом на лбу ступил на его белый камень, то неестественность прочих людей стала более заметной. Мост и рыцарь идеально подходили друг другу так, словно были созданы одним мастером, созданы единой, неразрывной композицией. Если в городе человек со шрамом привлекал взгляды прохожих своей необычностью, то здесь напротив, естественностью. Короли салютовали именно ему, святые благословляли именно его. Но человек со шрамом на лбу, только зашел на мост, тут же изменился в лице. На отмеченном шрамом лбу появились морщины, в глазах вместо уверенности — рассеянность и озабоченность. Он замедлил шаг, даже порой останавливался и вглядывался в статуи королей и святых.
О чем он думал и какие дни из своего прошлого вспомнились ему — неизвестно. А может быть, человек со шрамом на лбу ничего не вспоминал, а просто осматривал статуи. Увлеченный этим занятием, он не заметил, что на мост въехала карета. Лошади ржали, скрипели колеса, золоченый герб блестел ярче, чем октябрьское солнце. И простолюдины, и торговцы, и даже аристократы расступались перед лошадьми. Но человек со шрамом на лбу был, видимо, слишком увлечен статуей и заметил карету лишь тогда, когда она остановилась в нескольких шагах от него. Ругающийся кучер пытался справиться с лошадьми, спрыгнувший с подножки лакей неумело помогал ему. Вмиг загалдевший народ столпился вокруг кареты. Человек со шрамом на лбу несколько мгновений недоуменно оглядывал сцену, затем уверенным шагом подошел к лошадям. Отстранив лакея, он положил ладонь на морду одного из животных. Что-то пошептал, погладил, похлопал. Лошадь, поначалу испугавшаяся незнакомца, вмиг успокоилась. Рыцарь по-военному кивнул кучеру.
- Приношу извинения. - голос человека со шрамом на лбу оказался низким, хриплым и очень усталым. Кучер хотел было ругаться, даже раскрыл рот, но, разглядев на груди человека со шрамом на лбу герб, мгновенно рот захлопнул и собирался тронуться, когда дверца кареты со стуком распахнулась и из нее вышел человек. Он был одним из тех людей, какими восхищаются, даже когда их ведут голыми на казнь. А одежды этого превосходили все представления о роскоши. И он был недоволен.
- Что тут происходит? - его голос напоминал голос того церковного колокола, что звучит чаще всех — звучный, в меру низкий, в меру высокий.
- Прошу извинить меня, герцог. - предварительно глянув на герб, человек со шрамом на лбу уважительно поклонился.
Вышедший из кареты гневно взглянул на рыцаря.
- Ты, старик, не желаешь дожидаться своей очереди на тот свет? - почти прокричал он. - Хочешь пожить — на колени и моли о прощении.
Лицо рыцаря на миг изменилось, лишь на миг. Сжав пальцы на рукояти меча, он размеренно произнес:
- Я не ваш вассал, герцог. Вы не мой исповедник. Вы не мой король.
Герцога ответ удивил, но не сбил с толку.
- Я не твой король, но я привык, что животные исполняют мои приказания. Иначе я бью их палкой. А некоторых даже убиваю. Так что, либо ты встаешь на колени и просишь прощения, либо ты умираешь и гниешь в земле.
В подтверждение этих слов, он обнажил меч. Сейчас этот герцог более всего походил на одну из тех статуй, украшающих мост. Лицо человека со шрамом на лбу оставалось спокойным, разве что чуть помрачнело. Лицо, но не глаза. В них отражались все те метания души, которые сейчас испытывал рыцарь. Кто может сказать, как тяжел и мучителен был для него этот выбор? Прошло несколько секунд. Несколько секунд полного молчания. Затихла даже толпа, все эти замерзшие лица, затаив дыхание, глядели на человека со шрамом на лбу. Еще несколько секунд, еще несколько ударов старческого сердца, словно замедлившего свой ход. И человек со шрамом на лбу встал на колени. Не на одно, нет, на оба колена, словно преступник, которому читали приговор или грешник, замаливающий грехи.
- Я приношу свои извинения, герцог.
Но в отличии от преступника или грешника, человек со шрамом на лбу не смотрел в землю или куда-то в пустоту. Нет его глаза — без тени гнева или страха, его глаза смотрели в глаза герцога. Высокомерие того сменилось удивлением и даже испугом. Он быстро отвел глаза и, ругнувшись непонятно на кого, запрыгнул в карету. Уже из нее донеслось «Трогай!».
А человек со шрамом на лбу встал на ноги, отряхнулся и шагом, даже более уверенным, чем ранее, пошел своей дорогой. Люди вокруг не шептались, не роптали. Они тоже заспешили по своим делам, будто ничего и не было. Правда, никто и не подумал посмотреть в сторону человека со шрамом ну лбу. Будто того и не было. Будто ничего и не произошло
Город, стоящий на трех холмах, вздохнул. А может, это вздохнула сонная река. Очередное облако затянуло солнце. Ветер скучающе гнал по улицам желтые и красные листья, некоторые сбрасывал в реку. Город, окутанный октябрем, замер в ожидании зимы. Зимы и снега.

@музыка: Falconer - A Beggar Hero

@настроение: Скучающее

@темы: проза, творчество, свое

17:01

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Начинаю разбирать свое творчество старое понемногу. Я крайне неплодотворен, но что-то да есть. Самый мой любимый "мой" стих, собственно.
Спустя четыре месяца с момента его написания, надеюсь, что могу его покритиковать. Но для начала - стих.



Ветер нахлынул
Стоном звенящим
Строго окинул

Ненастоящим
Каменным взглядом
К краю манящим

Нам не преграда
Темень ночная
Крылья - награда

Высь золотая
Смехом и светом
Встретит у края.

Верные лету
Певчие птицы
В пламя рассвета

Бросятся. Злиться
Смехом просить их
Остановиться,

Плюнуть, махнуть и
Танцем в долину
Встать и почуять -

Ветер нахлынул

Итак, терцины. Первый мой опыт уйти от стандартных катренов, разумеется, не слишком удачный. И главная проблема в том, что это не терцины, а скорее шестистишья какие-то. Допустим, вторая и третья строфа плохо связаны. Рифма "взглядом" - "преграда" может и не очень плохая, но здесь не звучит. Так и дальше, не получается одной целостной цепочки, слишком грубые у нее звенья. Ну, ошибок тоже куча, но их мне расписывать лень.

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Совсем запамятовал, ну да ладно. Задним числом.
Ура, я завел дневник. По сути, это мой второй дневник, но первый пустовал абсолютно и его удалили, так что завел я новый и постараюсь отписываться здесь почаще.

18:23

Все люди лгут - кроме нас с вами, конечно
Ходил на Кировку. Кто не знает, это пешеходная улица в челябинске, по всей длине которой расположены скульптуры, магазины, рестораны и прочее. Там довольно мирная обстановка, идти мне недалеко, играет хорошая музыка (блюз да джаз), так что провести там вечер - одно удовольствие. Сегодня я, ни о чем не подозревая, мирно пошел туда. Купил чаю, шагал, глядя на падающие желтые листья, когда увидел группу в меру молодых людей, на грудях которых красовались бумажки с гордой надписью "31". Выглядели они довольно прилично, я бы даже сказал, хорошо и производили самое благоприятное впечатление. Но никак не впечатление оппозиционеров. Я давно интересуюсь этой темой, даже, можно сказать, сочувствую акционерам. Но у меня совсем не было настроения махать листовками, да и всем своим помято-деревенским видом я не вписывался в их дружную модную кампанию. Погрустив так, я присел недалеко от них, с интересом наблюдая. Милиция была, три-четыре человека бродили тут и там, но никаких действий не предпринимали. А участники стратегии, все как один веселые, фотографировались, позировали перед фотокамерами прохожих и вообще были самыми счастливыми людьми на свете. Помимо нагрудных знаков и таких же эмблем на сумке одного и велосипеде другого, был небольшой плакат, гласивший "Верните выборы мэра!". Это мало сочеталось с числом 31, но я не придал этому особого значения и, попивая чай, наблюдал за оппозиционерами. Через минут пятнадцать я откровенно заскучал. Да что там, я не знаю того, кто бы не заскучал. Оппозиционеры между фотосессиями пытались агитировать собравшихся, но те, глянув на бродившую милицию (или уже полицию, не знаю), спешили уйти. Но не все. В итоге оппозиционеров набралось довольно много, но к активным действиям они не перешли. В центре улицы стояли три-четыре человека, а все остальные дружно толпились на обочине.
Мне стало совсем скучно, чай закончился, я встал и ушел.
Я, право, был разочарован. Нет, я уважаю этих ребят, которые вышли на людную улицу, но моих ожиданий они не оправдали. Ни одного выкрика, лозунга или еще чего-то за те пол часа, которые я за ними наблюдал. Надеюсь, через два месяца они проявят себя немного активнее.

@музыка: Sting - Fields of Gold

@настроение: Флегматичное

@темы: Стратегия-31, Стратегия-31 в Челябинске, оппозиция